В конце рабочего дня, в моем кабинете, из кондиционера повалил снег. Он засыпал стол, компьютер, бумаги, нетронутый с утра кофе. Мне захотелось выпить этот прохладный снежный напиток, но мои руки оказались заметены снегом. Сдвинуть их с места показалось мне святотатством.
Этот день настал. Я поставил Его на тумбу, присоединил кабель и включил в сеть. О, таинство миллиарда цветов! О, шестьдесят дюймов плоского экрана! О, величественный блеск темперированного стекла! Я испытываю трепет перед безногим одноглазым уродцем, чей мозг — кусок кремния.
Незадолго до конца тысячелетия, я — как все порядочные млекопитающие — сплю и вижу сон. Его сюжет не нов. Затаив дыхание, я опускаюсь перед ней на колени и погружаю пальцы в горячий песок. Время бесконечно, сердце бьется, пальцы — изо льда. Время бесконечно… горячий песок. Я медленно начинаю, надеясь закончить, нежу ее бока. Я дарю ей ласки, каких не знала ни одна женщина на земле. Сдуваю пылинки… снимаю растяжку, обнажаю провода… Взрыв.
Такого-то месяца растакого дня, я проснулся с ощущением того, что этот тусклый свет за окном — последний свет в моей жизни. Это не слишком меня огорчило: с таким ощущением я просыпался каждое утро. Мои глаза не увидели ничего нового, и я попытался заснуть снова. Но сон выталкивал меня, как утопленника. Тогда я отправился в глубину себя.
Если вы живы-здоровы, пребываете в здравом уме, не мочитесь по ночам в постель и не воете на Луну значит… с вами все в порядке. На своем жизненном пути вы не допустили серьезных ошибок, ваш опыт достоин всяческого подражания, а вы — похвалы. Вне всяких сомнений, вы можете претендовать на выборную должность, получить водительское удостоверение или оформить кредит. Гордитесь собой. Я с почтением жму вашу сухую крепкую ладонь.
Во все времена, перед большой войной наступал один и тот же последний день. Он кочевал из одной империи в другую, с континента на континент, из века в век, но люди то и дело забывали о нем, а те, кто его пережил предпочитали хранить молчание. Обычно это случалось в начале лета. Тому способствовали хорошая погода, готовность интендантской службы и приличное состояние дорог.
— Эй, там! Подбрось уголька! Даму мне не застуди! — Из темноты, с помятым ведром, выплыл черт. — Сыпь, рогатый. А теперь за сигаретами, живо… — Черт переступил с копыта на копыто, старательно помешал угли, всем видом показывая, что бежать в ларек ему неохота, но — под хмурым взглядом — отставил кочергу и исчез. В чугунном котле сидели двое: мускулистый мужчина средних лет и молодая блондинка.
Мир вам, люди! Не стойте у порога, входите и слушайте. Порой я спрашиваю себя, дом я или человек? Или, быть может, и то и другое? Человек строит дом. Дом укрывает человека. Брошенный людьми дом разрушается. Человек, лишенный жилища — мертв. Недаром, преступникам заменяли смерть на изгнание. Без крыши над головой человек не может продолжить род, приготовить пищу, ему некуда пригласить друзей. Да и какие друзья могут быть у бездомного?
Интервью
А.Д. Итак…
Смотритель. Давайте сразу уговоримся — без расшаркиваний. Со времени нашей последней встречи прошло около восьмисот лет, так что продолжим беседу в дружеском тоне.
А.Д. Спасибо. С момента последней встречи прошло, если быть точным, восемьсот двадцать пять лет. За это время в мире произошло много нового, не правда ли?
Пожилой человек смотрит на мир глазами тюленя, чье побережье изгадил напоровшийся на риф танкер. Он не вполне понимает, что происходит, но внутренний, хрипловатый голос предков говорит: видимо, придется умереть. Воображая предстоящий конец, он осознает, что выбраться из могилы — дело достаточно хлопотливое. Недаром, предавая покойного земле, родственники приваливают захоронение камнями. Помимо гигиенического почтения к праху этот обряд имеет и другое значение — на всякий случай, чтобы не сбежал.
Это произошло внезапно. Я получил повышение, став резервным заместителем вспомогательного директора трикотажной фабрики на юго-западе Гонконга. Мы решили отметить это событие с друзьями, в моей тесной квартирке, где, кроме меня, жили моя приемная мать, ее бывший муж и его сестра с детьми. Когда выпитое на вечеринке пиво запросило метаболического убежища, я закрылся в туалете, крепко зажмурился и изо всех сил надавил на мочевой пузырь.
Здравствуй, дорогая. Что нового? Как дела? Я снова забыл поздравить тебя с днем рождения и не послал открытку. Кстати, куда? Я обошел Поднебесную, прочесывал рай, спускался в ад, зная о тебе лишь одно: твоя любимая игра — это игра в прятки. Раз-два-три, четыре-пять, я иду искать. Все как-то сразу не заладилось. Я помешался на тебе раньше, чем мы встретились. Я всегда спешил.
Тихим, как лицо повешенного, вечером, я шел по городскому парку, пинал опавшие листики и щурился на Луну — в этот раз она выдалась полной, такой полной, что казалось, вот-вот скатится мне за шиворот. Ее холодный, неоновый свет озарял чахлые силуэты акаций и кленов, замерших в ожидании зимы. Руки прозябали в карманах, чувства проникались пейзажем упадка, а в голове толклись опасные мысли о добре и зле.
Стоять в темноте, глядеть вверх, бежать вниз, менять направления, блуждать, ожидать встречи, внимать зуммеру, ждать облегчения, страдать от неизвестности, запрокидывать голову навстречу заре. Смеяться над банановой кожурой, рвать зубами пакетик, оседлать мопед, рыться в чемодане, присесть рядом, забыть зачем пришел, вырвать листок, выть от бессилия, отстаивать заблуждение, выглядывать из окна, замерзать, зайти к соседу.