Она сидела на дне ночи, в коридорном капкане дверей. Ее затылок упирался в окно, окно — в ягодицы, ягодицы — в пятки, пятки — в край подоконника. Равновесная система, не контролируемая комендантом общежития. Часы отзвонили полночь. Его ладони, покоившиеся на ее коленях, потеряли друг друга — после долгого и бессмысленного разговора она начала раздвигать ноги.
— Так, еще раз. Зачем он купил этого гиппопотама? — твое непонимание скрывает сдержанная улыбка. Мы продолжаем путь, и я объясняю все сначала.
Мой первый компьютер был прост, как дитя амебы, скроен из бумаги, и не умел говорить, нарисованные кнопки совсем не нажимались, а на экране застыло одно изображение — полет на Марс. Так пригодилось умение склеивать кубики из картона полученное в школе. А еще, в пятом классе, нас учили разбирать и собирать автомат и последующее слово «разборка» тоже пригодилось, но тогда об этом еще никто не знал.
— Ну, где он, твой кудесник? — Аня бросила хмурый взгляд на Кирилла и принялась раскачиваться на табурете. Студенческий роман лучшего в университете дзюдоиста-юниора и нимфы-первокурсницы переживал затяжной кризис. В который раз, утро начиналось со скандала и Аниной рвоты, Кирилл не ходил на занятия, пропускал тренировки. И много курил.
— Да, так и забеременела! С первого раза! От первого мужчины! — Весело крикнула Лариса. Редкие в поздний час пассажиры тревожно зашевелились на своих местах.
— Я, значит, у тебя второй? — усмехнулся Виктор.
— Второй-второй! А, я? Я, у тебя — вторая?
А знаете ли вы, господа, какие на Марсе бури? Сидишь, бывало, за окном метель метет, красна метелица, а ты в окно глядишь, или ее, родимую… кстати, где она? Ушла, хлопнула дверью. Осталась от нашей встречи одна запчасть — непочатая бутылка «Столичной». И стол. Выпивка, закуска, икра — все, о чем мечтала застойная твоя душа. Вот и давись теперь. Все тебе, одному. Одному… Плачь. А лучше пей. Молча пей.
— Одеваться нужно как все. Ходить сутулясь. На голову — кепку. Руки в карманы не засовывать. Воротник не поднимать — привлекает внимание… — Пронин пристально рассматривал себя в зеркале старого платяного шкафа. Из шкафа на него смотрел мужчина сорока лет, лысый и грустный. — Маньяк должен улыбаться, — подбодрил себя Пронин. — Вот так. Улыбается, а сам ножичком фук-фук…
Первое упоминание о Макпохерах содержит Большая Наскальная Фреска в Фуллеровской пещере, что на юго-востоке штата Нью-Джерси, где указано, что некий Макпохер, выходец то ли из Ирландии, то ли еще откуда, будучи мертвецки пьян, из озорства был засунут в бочку с хересом собутыльниками. Ее принял на борт, также из озорства, шкипер торгового судна отбывающего в Новый Свет. Всю дорогу Макпохер спал и хлебал вино, а когда прибыл на место, был продан индейцам в бочке, за три унции обогащенного урана.
Эту лекцию по сексологии я не забуду никогда. Как обычно, за пять минут до ее начала мы, студенты психологического факультета, заполнили аудиторию, потому что ровно в девять приходил педант и зануда профессор Пипкинс и, наспех поздоровавшись, начинал считать нас по головам, причитая при этом, что из-за нашего разгильдяйства и прогулов ему урежут жалованье. Этот спектакль разыгрывался уже не в первый раз, мы старались не заводиться, листали газеты, изучали потолок, разглядывали коленки однокурсниц — словом, делали все что угодно, только бы не слушать это нытье.
дравствуй, дорогая Матильда. Замирая под светом электроламп, мое вдохновение оживает лишь при виде огня живого и, обойдя легкомысленным танцем пламя свечи, летит вдаль, находя тебя в уединенных залах, когда тонкие пальцы уже вскрыли конверт и улыбка коснулась твоего лица. Утром на восточной веранде всегда прохладно, в камине потрескивают дрова, а противный садовник снова дымит папиросой под окнами, сбивая пепел в кусты изумрудного барбариса.
Знаете, как спятил один парень? Не знаете? Ну, так я вам расскажу. Жил-был парень в маленьком таком пыльном городишке. Днем он работал посыльным, а вечерами сидел дома и смотрел телевизор. Не знаю, что с парнем произошло, но однажды он вышел во двор, долго-долго смотрел на крышу, потом вернулся в дом и до утра оттуда не выходил. С этого-то все и началось.
Я считал его небылицей, выдумкой, наподобие Лохнесского чудовища или рогатого мексиканского зайца — джеколопа. Я проявлял беспечность, читая отрывки своего романа друзьям, искал признания и одобрения, не подозревая о том, что Он обо мне уже знает. Закончив рукопись «Духа Полкина», я понес ее в издательство. Историю о том, как примерный семьянин и мастер производственного обучения Полкин, устав от обыденности жизни, сам себя съел, превратился в бестелесного духа и отправился путешествовать по свету.
Надпись на папиросной пачке
Знай, благочестивый странник! Был на свете остров столь огромный, что чудная птица при ясной погоде не могла видеть его края, поднявшись высоко в небо. Три океана омывали остров, и три племени жили на его берегах. В первом племени у мужчин были маленькие головы, но большие мошонки. Там любили танцевать. Во втором племени у мужчин были большие головы и маленькие мошонки. Там пили йогурт. В третьем племени у мужчин были большие головы и большие мошонки. Там ели много риса.
Что случилось, сынок? Почему ты идешь, руки в карманы, понурив голову, пиная по асфальту челюсть обанкротившегося компаньона? Взгляд скользит по рукам прохожих. И когда они достают бумажник, слабый огонь вспыхивает в твоих инфракрасных прицелах. Я понимаю: у тебя кончились деньги — чудесные таблетки, излечивающие голод и одиночество. Понимаю, но ничем не могу помочь.
Тягостным, как зубная боль, утром, когда с моря на городок Н. наползали плоские, похожие на недопеченные оладьи тучи, по мостовой навстречу шли два глупца — молодой и старый. Молодой глупец был облаченный в стильное пальтецо, широкополую шляпу и щегольские туфли. Руки он держал в карманах, вид имел бодрый, а походку — пружинистую. Старый глупец шел ссутулившись, как жук, неловко передвигая конечностями, одетый в старомодный плащ, клетчатое кепи и рыжие ботинки. В одной руке он держал потрепанный зонтик, а в другой — бумажный сверток.